В рубрике “Правила танца” известные танцовщики делятся своими секретами успеха, рассказывают о трудностях профессии и тонкостях работы над собой. А еще – дают ценные советы молодым артистам. Наш новый герой – премьер Михайловского театра с мировой славой, танцовщик в третьем поколении, Леонид Сарафанов. Balletristic Леонид рассказал, почему классический балет одновременно жив и мертв, а вагановская система устарела. Подсказал, как грамотно работать со своим телом, сравнил хорошего танцовщика с пиццей и даже поделился секретом своего фирменного прыжка.
Родители (Дмитрий и Наталия Сарафановы, артисты национального ансамбля им. П. Вирского – прим. ред.) помогали мне в обучении, и тогда это казалось зверством с их стороны. Папа был со мной очень строг, но в итоге его требования пригодились в карьере и сделали меня требовательным к самому себе.
В классику я пошел, потому что в 1992 году, когда я поступал в училище, страна была в очень плохом состоянии. И родители мне прямым текстом сказали: будешь танцевать народные танцы – останешься в Украине. Будешь танцевать классический балет – поедешь в любую страну, где захочешь работать.
Мне классика давалась тяжело. Я привык к народным танцам, вырос за кулисами ансамбля, где и шаровары, и душа нараспашку. Прыжки, техника – все было очень мужественным, и идея надеть на себя трико была мне совершенно чуждой. Плюс, само обучение – тяжелое, скучное. Хотелось уйти, но родители опять нашли нужные слова, чтобы оставить меня в школе. А после пришли первые результаты: что-то начало получаться, и, может быть, немного лучше, чем у одноклассников. Это меня мотивировало.
Я не жалею о своем выборе. Танцовщик – прекрасная профессия, она чистая, искренняя, требует многого, но и дает многое. Да, есть у нее большой минус – она очень короткая. Зато какая насыщенная и концентрированная!
Детей я тоже отдам в балет. Может, не всех – их у меня трое. Но все они творческие.
Школа не выпускает готовых танцовщиков, многие раскрываются в театре и через 5, и через 6 лет. Артисту нужно доучиваться на практике. Например, когда я приехал в Мариинский после двух лет работы в Киеве, я был совсем не в их стиле. Чтобы «причесаться», мне потребовалось время.
Важно всегда быть голодным к творчеству и искать направления, где можно себя реализовать. Сколько работаешь, столько и учишься.
Сейчас я учусь при минимуме усилий получать максимальный результат. Работать гораздо сконцентрированней и тратить ровно столько сил, сколько необходимо. Потому что по человеческим меркам я достаточно молод, а по балетным – взрослый, если не сказать старый. Раньше можно было одну комбинацию 25 раз повторить, а сейчас на это уже нет ни сил, ни желания, ни необходимости. Поэтому приходится больше работать головой. В балете вообще всегда нужно работать головой. Но сейчас еще больше, потому что тело, увы, изнашивается.
Суперсерьезных травм у меня не было, но постоянно преследуют мелкие. В последний раз из-за травмы не выходил на сцену 5 месяцев, но занимался: делал комплекс упражнений с Gyrotоnic, восстанавливался массажами, физиотерапией, кинезиотерапией. Каждый должен подобрать для себя свое, найти подходящих докторов, физиотерапевтов, тренеров. Иначе в форме себя не удержишь.
Одного балетного класса и репетиций недостаточно. Важно заниматься чем-то еще, потому что некоторые мышцы у нас просто недоразвиты, и нужно их развитие компенсировать. Тогда они будут быстрее разгружаться, не будет сильной крепатуры, а значит, и танцовщик дольше будет здоров.
Педагоги старой закалки, которые говорят, что танцовщику ничем, кроме классики, нельзя заниматься, раньше танцевали 1 или 2 спектакля в месяц и выходили на сцену до 50 лет. А мы сейчас танцуем по 15 спектаклей в месяц.
Я раньше очень сильно задыхался на сцене, аж ноги сводило. Теперь делаю дыхательные техники – их каждый может найти в интернете и освоить. Дыханием можно себя разогреть и растянуть изнутри.
Балетная растяжка, которая у нас принята – ножку на палку, стопочку вытянул и разъехался в шпагат – очень травмоопасна. Этим не растянешься и шаг себе больше не сделаешь. Всех детей ломают. И, увы, пока не сломаешься, голова не включается.
Свою методику Ваганова описала почти 100 лет назад. Тогда и тела, и задачи у танцовщиков были другие – они танцевали одну классику. Но все меняется, идет эволюция, акселерация. И старая система скоро себя изживет.
В танце не существует единой инструкции для всех. Вся техника индивидуальна и ставится по-разному. Есть общие развивающие классы, но дальше – только персональный подход.
Молодежи не хватает индивидуальности, понимания сути танца. Техника сейчас у всех прекрасная. Я смотрю на молодых ребят, и понимаю, что они делают феноменальные вещи, о некоторых я могу только мечтать. Но когда техника исполняется просто ради техники – это неинтересно. Важно, что происходит до и после нее.
Почему танец Барышникова до сих пор «вставляет»? У него такие связки, переходы! Это только кажется – сделал пируэт и побежал на серию прыжков. А ты пробеги так, чтобы от тебя было глаз не оторвать! Вот что отличает настоящую звезду от просто хорошего мальчика с техникой. Это как с пиццей – все ее готовят, но вкусная получается у единиц.
Мертв ли классический балет? И да, и нет. Объективно, мертв. Но все его танцуют, он востребован, значит жив.
Люди ходят на классику по привычке. Ну что ты будешь смотреть в старинном академическом здании? Led Zeppelin? Хотя и они выступали с симфоническим оркестром.
Классика либо должна быть полностью восстановлена (такими раскопками занимался Сергей Вихарев, сейчас это делает Алексей Ратманский), либо соответствовать духу времени.
В Мариинском театре стереотипы путают с традициями.
В Михайловском театре у нас один человек делает весь балет – и ставит, и режиссирует. Поэтому в каждой постановке виден стиль, никакой эклектики. А в Мариинский театр приходишь и понимаешь – этот фрагмент один педагог отрепетировал, этот – второй, третий. И каждый говорит: «Так было». Только у одного так было 50 лет назад, а у другого – 60. И за эти 10 лет в балете все поменялось.
Плохо, когда артист всю жизнь работает с одним педагогом. Вот ты приходишь в театр, и тебя на педагоге, грубо говоря, женят. А там, сошлись вы характерами или нет – это уже дело десятое. К тому же, со временем педагог к тебе привыкает и уже не видит многих нюансов.
Все балеты, мне кажется, следует готовить по западной схеме. Когда за спектакль отвечают 2 педагога – один для мужских, второй для женских составов. А за другой балет – 2 других педагога. Так спектакли получаются цельными.
Я левша. Порой мне это помогает: у некоторых танцовщиков разные элементы хорошо получаются на разные стороны, допустим, saut de basque вправо, а jeté en tournant – влево. У меня же все влево. Сложности бывают, когда, например, нужно танцевать хореографию Нуреева, где все движения и влево, и вправо. Но я, слава богу, не в Гранд-опера работаю.
В России, например, можно технику под себя поменять. Никто на это не обращает внимания, делаешь, как удобно. Во Франции – нельзя, потому что у них в школе другая методика: им не надо 10 пируэтов, им надо 3, но в каждую сторону.
Мне всегда нравились танцовщики, которые прыгают легко. Может не всегда высоко, но парят в воздухе. Я всегда стремился к этому.
Подход к прыжку не может быть соизмерим с самим прыжком. Подход должен быть быстрее. И тогда на этой разнице прыжок будет казаться выше. Это иллюзия.
Балет – он о том, как грамотно скрыть свои недостатки. Мне это один очень умный танцовщик сказал, и я теперь всем передаю.
С современной хореографией поначалу было тяжело: зажимаешься, пытаешься по классике работать. Когда я впервые столкнулся с репетиторами Начо Дуато, они спросили: «Ты можешь в полноги сделать?». Я сделал, и они: «Это лучше, чем, когда ты напрягаешься». Было непривычно научиться расслабляться, начать работать на концентрацию, а не на силу.
Ужасно, когда у партнерши плохо со слухом. Ей лишь бы ногу задрать – уже шею напрягла. С такими сложно.
Когда театр приглашает звезду станцевать спектакль, очень часто труппа до звезды не дотягивает. Но в Мариинском всегда было наоборот. Каждый год проходит фестиваль балета – приезжают самые лучшие, самые яркие танцовщики современности и просто тухнут.
В Мариинском театре труппа очень серьезная. Не потому что недружелюбная, а потому что уставшая.
В театре тебе постоянно говорят, что ты должен. Поэтому лучше быть немного эгоистичным, независимым и позиционировать себя как лидера.
У меня никогда не было времени ставить себе какие-то цели – слишком много работы.
Я хочу станцевать еще миллион партий – и Ноймайера, и Макмиллана, я их никогда не танцевал. Из современных – Александр Экман. Джастин Пек – мой фаворит, слежу за ним в интернете. В его хореографии столько всего – и Баланчин, и бродвейский джаз. Плюс, у него тонкое чувство юмора, а на сцене – это редкость.
В балете если и шутят, то это обычно или гротеск, или чушь какая-то.
